мне, почему тебе трудно
выполнить чертеж этой машины, и я помогу тебе разобраться в нем".
Таким образом, сами исторические обстоятельства позволили мне пройти
курс отличного обучения. Сразу после войны, с принятием закона о
льготах для демобилизованных, та же группа в Лихайском университете
могла насчитывать семьдесят студентов. В таких условиях мне удалось
бы приобрести лишь половину объема фактически полученных знаний.
На
мое усердие в университетских занятиях влияла также требовательность
отца, типичная для иммигрантских семей, где считалось, что юноша,
которому посчастливилось попасть в колледж, должен восполнить
недостаток образования у его родителей. Мой долг состоял в том, чтобы
максимально использовать открывшиеся мне возможности, которых сами
они были лишены, и, следовательно, я обязан был учиться лучше всех
других студентов.
Однако
это было легче сказать, чем сделать. Первый семестр оказался для меня
особенно трудным. Когда я на своем факультете не попал в список
студентов с наивысшими отметками, мною без промедления занялся отец.
Почему, рассуждал он, я, проявивший достаточно высокие способности в
средней школе, чтобы оказаться в числе первых среди ее выпускников,
мог лишь несколько месяцев спустя превратиться в тупицу? Он
предположил, что я попросту бездельничал. Мне не удалось убедить его
в том, что колледж коренным образом отличается от средней школы. В
Лихайском университете каждый студент обладал высокой подготовкой, в
противном случае его бы туда не допустили.
На
первом курсе я почти провалился по физике. Преподавал ее иммигрант из
Вены по фамилии Бергманн, который говорил с таким сильным акцентом,
что его очень трудно было понимать. Он был крупным ученым, но ему не
хватало терпения учить первокурсников. К несчастью, его курс был
обязательным для всех, кто специализировался но машиностроению.
И
все же, несмотря на мои затруднения но его предмету, мы как-то
подружились с профессором Бергманном. Мы прогуливались вокруг здания
университета, и он мне подробно рассказывал о новейших достижениях и
открытиях в физике. Он проявлял особый интерес к расщеплению атома,
которое в то время еще относилось к области научной фантастики. Для
меня все это звучало как китайская грамота, понимал я из того, что он
рассказывал, очень мало, но главный ход его мыслей мне все же
удавалось проследить.
С
Бергманном была связана какая-то тайна. Каждую пятницу он резко
обрывал занятия и покидал университет до понедельника. Лишь несколько
лет спустя я узнал его секрет. Учитывая круг его интересов, я,
вероятно, должен был и раньше догадаться. Каждый уик-энд он проводил
в Нью-Йорке, работая над Манхэттенским проектом". Иными словами,
в дни и часы, когда Бергманн не преподавал в Лихайском университете,
он работал над созданием атомной бомбы.
Несмотря
на нашу дружбу с Бергманном и на его частные консультации, мне
удалось на первом курсе добиться но физике лишь отметки "Д",
самой низкой за время моей учебы в Лихайском университете. В средней
школе математика у меня шла хорошо, а здесь я просто оказался не
готовым к встрече с миром математического анализа и дифференциальных
уравнений.
В
дальнейшем я поумнел и сменил специализацию, переключился с
машиностроения на организацию производства. Вскоре мои отметки пошли
вверх. К последнему курсу я перешел от таких достигших высокого
уровня развития наук, как гидравлика и термодинамика, к изучению
экономических дисциплин - проблем рабочей силы, статистики,
бухгалтерского учета. Эти проблемы дались мне гораздо лучше, и
последний курс я закончил с высшими отметками.
Я
поставил себе целью добиться среднего коэффициента отметок в 3,5,
чгобы закончить университет с отличием. Мне это удалось почти
точнехонько - мой средний коэффициент
|